Весной всегда становилось тяжелее всего. И дело даже не в смене климата, ни в каких-то геомагнитных полях, а в банальном количестве одежды на прохожих и на нем самом. Куда проще натянуть шапку, поднять капюшон и зарыться в воротник куртки, чтобы хоть так спрятаться от окружающего мира и спокойно дойти до работы, квартиры или магазина. И куда проще, когда все окружающие одеты в такие же куртки и мыслям сложнее дорисовать образ или случайно встретиться с идущим прямо на тебя человеком глазами. За практически десять лет свободной и самостоятельной жизни Арне научился смотреть не по сторонам, а на дорогу перед собой и поднимать голову лишь в самых крайних случаях. Он как сумел научился абстрагироваться и не замечать то, чего нет, но осечки возникают всегда, и испуг в глазах с табуном бегущих мурашек по коже не скрыть.
Сегодня он вышел из дома по очень веской причине – он направлялся в больницу за лекарствами, которые уже подходили к концу. Порой одной баночки с таблетками хватало на несколько месяцев, это были лучшие периоды, когда навязчивые мысли и образы не посещали молодого человека, а порой, как и в этот раз, с огромным трудом удалось растянуть на месяц. Арне, как и всегда, предпочел добраться пешком, общественный транспорт не вызывал у него абсолютно никаких положительных эмоций, к тому же погода сейчас мерзкая и все люди предпочитают набиваться в автобусы за неимением собственных машин. Когда-нибудь у Арне будет своя машина. Он отремонтирует развалюху, от которой отказался хозяин и которая ржавеет у него во дворе, сдаст на права и будет ездить. Так все станет в разы проще, ведь рядом с ним не будет никого, а все, что снаружи, уже не важно.
Дорогу до больницы Нильсон знает, как свои пять пальцев, может дойти до нее с закрытыми глазами и вернуться обратно. Ему бы очень хотелось быть здесь не таким частым гостем, но выбирать не приходится. Во всяком случае, он больше не заперт в палате и может жить полноценной (по мере сил и возможностей) жизнью. А аптечном киоске его тоже знают, как облупленного и обычно за кассой стоит очень милая пожилая женщина, которая всегда спрашивает, как у него дела, но сейчас по ту сторону стекла находился такой же молодой парень в очках и с веснушками на лице. Поначалу Арне замер, но потом успокоился, в этом человеке ничего не казалось ему страшным, кроме, разве что ужасного черно-желтого галстука, но на вкус и цвет, как говорится.
- Нильсон. – Он называет свою фамилию и по привычке смотрит не на собеседника, а перед собой. – Доктор Бартош должен был оставить рецепт.
Фармацевт ушел за стеллажи и копался там примерно с минуту, после чего переспросил фамилию и пропал еще на столько же.
- С такой фамилией нет ни одного рецепта. – Он вернулся с неутешительным вердиктом и указательным пальцем поправил очки на носу. – Когда доктор Бартош должен был выписать рецепт?
- Я был у него в конце той недели, он всегда выписывал практически день в день. – Арне начинал нервничать. Что если он не сможет получить лекарство? – Посмотрите еще раз. Моя фамилия Нильсон, он должен был выписать рисперидон.
- Там нет ни одного рецепта на такую фамилию, я уже смотрел.
- Значит смотрел плохо! Он должен был! – Потеряв контроль на пару секунд, он повысил голос и тут же прикусил язык, понимая, что нужно попытаться взять себя в руки. – Послушайте, я наблюдаюсь у него уже несколько лет, он не мог забыть. А сейчас до него даже не дозвониться, потому что он уехал из города. Я прошу вас, проверьте еще раз. Мне очень нужно это лекарство.

В чудеса Арне не верил. Детство его оборвалось слишком рано, чтобы мозгу можно было позволить витать в облаках и думать о несбыточном, например о деде Микулаше, приносящем подарки на Рождество, или о том, что все проблемы и беды рано или поздно разрешатся и ты будешь счастлив. Как понял Арне, его проблемы не разрешались, а лишь изредка прятались и делали вид, что все нормально, а потом вылезали в самый неподходящий момент. Вот и сегодняшнюю проблему он был не в силах разрешить и никого бы, кто мог прийти ему на помощь, поблизости не было, а уж рецепт сам собой из воздуха не возьмётся, если его нет, то нет, и не важно доктор Бартош ли забыл его выписать или злосчастная бумажка просто завалилась между стеллажами и фармацевт не сумел ее найти. Он был готов сдаться, ему, если честно, ничего другого не оставалось, или он уходит сам, не поднимая шума, или его отсюда выведут, а на следующей встрече с доктором они будут беседовать о его вспышках гнева и неспособности себя контролировать. Первый вариант был менее болезненный. Подумаешь, нужно было перетерпеть без лекарств недельку, может, две, если Бартош решит задержаться. Просто придется еще меньше общаться со всеми людьми и практически не выходить из квартиры, еду заказывать на дом и не выключать телевизор, отвлекаясь на глупые телевизионные шоу. Подумаешь… У Арне даже в мыслях не получилось себя убедить, что все будет так просто, но разве выход был?
Ответ на незаданный вслух риторический вопрос появился сам и встал между парнем и фармацевтом. Чтобы рассмотреть лицо подошедшего доктора, Арне пришлось задрать голову и отступить чуть назад. Это был высокий мужчина средних лет в очках и белоснежно белом халате, отлично на нем сидевшем. О таких людях говорят, что они умеют располагать к себе и вызывать уважение иначе почему все присутствующие просто замерли вокруг и лишь парень за кассой сбивчиво отвечал на вопрос. Арне же был готов подтвердить и признать свою неправоту, извиниться и убраться восвояси, но рот его как открылся, так и закрылся обратно, когда доктор обратился к нему.
Отказываться от предложения было глупо, да и не хотелось даже. Каким-то невероятным образом Нильсон ощутил поддержку, которую не чувствовал даже от Бартоша и всех остальных врачей. Прозвучит глупо и наивно, но ему казалось, что возникшая проблема действительно разрешится и не такая уж она и страшная, какой казалась минуту назад. Не произнеся ни слова, лишь кивнув головой, парень отправился следом за доктором в его кабинет. И кабинет был совсем не таким, каким его можно было представить на первый взгляд. Не обычная комнатушка с дешевой мебелью, на которой успели посидеть тысячи пациентов. Бегло окинув все взглядом, Арне посчитал, что все его имущество не стоит и десятой (а может и сотой) доли всего интерьера. Оставшись один, садиться на кресло он не спешил и до возвращения доктора простоял на ногах, смотря то на стеллажи с книгами, то на высокие окна, то себе под ноги в надежде, что не испачкал ковер своими кроссовками.
Однако сесть все же пришлось. В то самое большое и мягкое кресло. Куртку Нильсон снял, аккуратно сложил и положил себе на колени. Спину он держал прямо, хотя был уверен, если откинется назад на мягкую спинку, то станет в разы удобнее, но беспокойства все еще было очень много. О его тревожности говорили сложенные в замок пальцы рук и ногти, впивающиеся в кожу.
- Все верно… - Дослушав свою характеристику, Арне поджал губы. Прямых зрительный контактов он избегал, потому смотрел не на лицо доктора Гогенцоллерна, а на папку в его руках. За двадцать с лишним лет листов в ней накопилось достаточно и характеризовала она Нильсона целиком и полностью. Лучше даже он сам не смог бы о себе сказать. – Да… неспокойное. Весной всегда тяжелее всего, даже осенью проще.
Его взгляд переместился на собственные руки. Арне тяжело вздохнул. Обычно его нельзя было назвать очень разговорчивым и открытым, но за годы, проведенные в больнице, он понял, что от врачей лучше ничего не утаивать, а в данном случае утаивать и не хотелось, слова будто сам просились наружу, ему нужно было только открывать рот.
- Меня все чаще одолевают тревожные мысли и преследуют галлюцинации. Порой мне кажется, я вижу то, чего попросту быть не может, это связано с произошедшем в детстве… случаем, вернее, трагедией… смертью… Мою семью убили у меня на глазах, я выжил, чудом, наверное, но с того момента мне кажется, что… Это животное, на нас тогда напал дикий зверь, я понимаю это, повторяю себе это всякий раз!
Это был первый раз, когда Арне посмотрел в глаза доктору. Он очень хотел увидеть, что тот понимает, что верит ему. Ему потребовались годы, чтобы убедить себя в отсутствии всяческих монстров и переложить вину на обычного дикого зверя и ему нужно было, чтобы врачи понимали, что ему это удалось.
- Но… иногда мне кажется, что я не сумел убежать от него, что он до сих пор где-то поблизости. Я чувствую угрозу от окружающих меня людей. Лишь от некоторых, не ото всех. Помогает, когда я не смотрю на них, а если становится совсем плохо, могу убежать… Слушайте, я понимаю, что все это бред, я отдаю себе в этом отчет, я не… не верю в монстров.
Это был первый раз, когда Арне усмехнулся. Горько. Пытаясь себя оправдать. Он пытался убедить и себя и доктора, что в лечении его не наступил регресс и что он может справиться со всем без стационара. Нужно лишь получить лекарства.

Реакцию людей предугадать легко. Особенно, если уже не единожды находился в той или иной ситуации. Арне знал, что ему нужно говорить докторам, причем он не пытался их обмануть (чаще всего), просто экономил их время, давая ответы, которые они хотят услышать. Когда ответы их удовлетворяли, они иногда кивали, иногда улыбались, но чаще всего просто делали очередную пометку в карте и вопросов больше не задавали, только выписывали лекарства при необходимости и говорили «до встречи». К чему обманываться? Каждый прекрасно знал, что Нильсон пробудет пациентом до конца своей жизни. Может смениться фамилия лечащего врача, как уже было четыре раза, но свой статус Арне не изменит. Он с этим смирился, его это даже устраивало, в конце концов, у каждого человека в голове есть свои тараканы, у кого-то больше, у кого-то меньше. Каждый посещает то терапевта, то стоматолога, то травматолога, он вот наведывается к психотерапевту. Самое главное, что от этого есть толк. Во всяком случае был… до недавнего времени.
Так вот, Арне был полностью уверен, что их разговор с доктором Гогенцоллерном долго не продлиться. Пусть с первой же минуты их внезапного знакомства доктор производил впечатление кардинально отличающееся от всех других врачей, которых парень успел повстречать, все же Арне был уверен, что общая суть их будет схожа. Он думал, разговор дальше не продолжится. Думал, получив удовлетворительный ответ на свои вопросы, Гогенцоллерн подойдет к своему столу, возьмет в руки перьевую ручку, стоящую на этом столе на подставке, и выпишет необходимые медикаменты. Таким образом, все были бы удовлетворены, довольны и счастливы.
Но не тут-то было. К своему огромному удивлению, Арне получил ответ, который совсем не ожидал услышать, и принять его вот так с ходу оказался не готов. Это все равно что ты битые полчаса пытаешься доказать человеку, что Земля круглая, он тебя внимательно слушает, не перебивает, а потом с совершенно серьезным выражением лица заявляет, что Земля то на самом деле плоская и притворяться нужды нет.
Арне опешил. Он смотрел на доктора не моргая, ожидая конца этой шутки, чтобы можно было посмеяться вместе. Доктор молчал, на лице его не было ни намека на улыбку и от этого становилось не по себе. Еще ни один человек, будь то врач, знакомый из детства или пациент из клиники не говорили Арне, что верят ему. Ему стоило титанических усилий, чтобы самому перестать себе верить. Выстроить вокруг своих убеждений огромную каменную стену, через которую не смогут пробраться никакие монстры, но оказалась разрушить ее могут три простых слова, произнесенные практически незнакомым человеком. Озлобленной одичавшей собаке порой нужна обычная ласка, чтобы она почувствовала себя счастливой. Потерявшемуся и напуганному человеку, оказывается, достаточно простого понимания и принятия. Ничего подобного Арне не испытывал уже двадцать три года, поэтому попросту не знал, как должен реагировать. Заплакать? Поблагодарить? Или же сохранять невозмутимость, потому что не может быть все так хорошо и такая реакция доктора ничто иное, как проверка его – Арне – слов?
- Подробнее… - Парень задумался. Он снова перевел взгляд на свои колени и обнаружил, что пальцы крепко-крепко стиснули джинсы. И ладони вспотели совершенно незаметно. – Ну… я не уверен точно, вернее, чувства всегда разные, я не знаю, с чем это связано. Представьте, что вы зашли в клетку к хищному животному. Животное сыто, а потому не трогает вас, вы можете даже подойти к нему близко, можете потрогать, но вы же знаете, что это дикий зверь и готовы к тому, что в любой момент он может на вас броситься. Иногда мне кажется, что люди и есть эти дикие звери. Не все, лишь некоторые. От каких-то странно пахнет. Помню, когда я еще был в клинике, там загорелся один кабинет и запах гари распространился по всему крылу и не выветривался очень долго, и иногда этот запах я могу почувствовать несмотря на то, что никакого пожара поблизости не было. А кто-то просто… К чему все это?
Арне поморщился. Ему не хотелось углубляться в собственные воспоминания, снова обрисовывать свои страхи. Пусть он и чувствовал себя в безопасности в этом огромном кабинете, но он также знал, что скоро он его покинет. И куда спокойнее возвращаться в мир без монстров и верить, что их действительно нет.
- Это всего лишь мои фантазии. – Он не знал, произносит ли это для доктора или же для собственного успокоения. – Да, люди бывают монстрами в переносном смысле, когда совершают ужасные поступки, но не более того. В обличии человека не может прятаться настоящий зверь.

Может ли человек, ни разу в жизни не находивший поддержки, вдруг ее получить? Может ли человек, уже привыкший к своей отличности от остальных, внезапно встретить того, с кем он будет схож? Может ли человек, привыкший считать видимый ему окружающий мир плодом своего воображения, поверить, что таким мир видит не он один? Безумие никогда не бывает коллективно. Если один человек утверждает, что он Наполеон, его сажают в психушку. Если этому человеку вторит толпа, то даже самый отъявленный скептик рано или поздно начнет сомневаться, а не император ли Франции стоит перед ним.
Теперь Арне смотрел на доктора Гогенцоллерна иначе. До этого он видел в нем врача, пусть отличающегося от всех остальных, но все же врача. А врачи априори тебе не верят, они лишь хотят услышать правильные ответы на свои вопросы, и если такие есть, то назначают одно лечение, если же нет – другое, но итог всегда один. Из разговора по форме вопрос-ответ всегда следует какое-то лечение, и практически никто и никогда не пытался просто поговорить с Арне. С ним говорили в детстве, но тогда он был просто напуганным маленьким мальчиком и врачам приходилось рисовать на своем без эмоциональном и безучастном лице улыбку, дабы расположить ребенка к себе и попытаться вдолбить истину, являющуюся истиной только для них. В истину Арне они никогда не верили. Никто не верил. Даже он сам перестал в нее верить, потому что, чтобы жить в обществе, тебе необходимо быть, как все. Если ты отличаешься, ты приковываешь взгляды и нежелательное внимание. Если ты отличаешься, тебя попытаются изменить и переделать. Если твои отличия несут потенциальную угрозу, изменять и переделывать тебя будут насильно и в конечном итоге своего добьются.
Слова доктора поселили сомнения в душе Нильсона. Они были настоящими семенами, брошенными умелой рукой в уже, казалось бы, высохшую землю, на которой ничего не сможет взойти. А эти взошли. И, как и подобает растениям, дали Арне приток свежего воздуха, а вместе с ним и пока что неясную надежду, чего его действительно смогут понять.
- О, Вы не задерживаете… - Вырвавшись из оцепенения, Арне приводнялся со своего кресла и взял из рук доктора рецепт. Сейчас у него и мысли не было сомневаться в назначенном решении и в знак своего согласия он кивнул, мол, действительно и усталость и сонливость присутствуют. – Спасибо.
Аккуратно сложив рецепт, парень убрал его в карман, предварительно прочитав название лекарства. Оно, естественно, не сказало ни о чем, но от чего-то заведомо казалось лучше и эффективнее всех препаратов, которые он пил до этого.
- Завтра? Я… нет… да, думаю, да. Смогу. – Практически каждый день Нильсон работал в автомастерской. Поначалу засомневавшись, что к назначенному времени не успеет, он быстро подумал, что наверняка его смогут разок подменить, тем более, что никогда до этого он с работы не уходил, а тут причина важная. Конечно, он не скажет, что идет к психиатру, но придумает для мужиков в мастерской хорошую отговорку. К тому же те и сами периодически говорили, что Арне нужно отдыхать и расслабляться. Проблем быть не должно. – Завтра в пять? Мне прийти сюда?
Взяв в руки куртку, Арне не спеша шел к двери. Периодически он оборачивался, хотел что-то спросить, но слова комом вставали в горле. Он не знал, как правильно сформулировать свои вопросы, и все еще боялся, что они покажутся доктору бредом, а ведь он только-только нашел человека, с которым сможет обо всем поговорить. Ох, как же сильно ему хотелось в это верить.
- До свидания, доктор Гогенцоллерн. Спасибо.
Противный фармацевт продал назначенное лекарство, не сказав ни единого слова. Выйдя на улицу, Арне еще долго стоял около входа, выкуривая одну сигарету за другой, и пытаясь поверить во все произошедшее. Сейчас впервые за все долгие годы, ему было в разы легче смотреть на окружающий его мир, и он с нетерпением ждал завтрашней встречи.

Стоит ли говорить, как сильно Арне ждал следующей встречи? Пусть и была она назначена на следующий день, время тянулось как никогда медленно, будто кто-то наверху решил изрядно позлорадствовать и отсрочить общение Нильсона с врачом. Все остальное резко отошло на второй план: работа, быстрый перекус утром и во время обеда, даже юмористическое шоу, которое крутят каждый будний день по одному из центральных каналов не притягивало внимания парня, а ведь он любил смотреть его. Остались лишь лекарства и наручные часы, отмеряющие время, за весь день Арне посмотрел на них столько раз, что и не счесть, и даже подносил их к уху, проверяя, не сломались ли, а то секундная стрелка совершает свой оборот уж очень медленно. Не сломались, и все вокруг вовсе не замедлилось, просто это он уже не мог ждать. Ни одному врачу еще не удавалось так расположить к себе. До вчерашнего дня Арне относился к людям в белых халатах скорее скептически, он соблюдал все их указания, но верил ли, что доктора ему в конечном итоге помогут и полностью вылечат? Нет. С доктором Гогенцоллерном же закрадывалась мысль, что он – Арне – не болен вовсе. Но если не болен он, почему тогда все остальные утверждают обратное? Как говорили в одном мультфильме, с ума поодиночке сходят, это только гриппом вместе болеют.
После работы ровно в шесть часов он сразу же рванул в сторону клиники. Не удосужился даже хорошенько оттереть руки от машинного масла, благо не забыл снять рабочую униформу, они с доктором и так являли собой два абсолютно полярных слоя общества это было видно невооруженным глазом, лишний раз указывать на различия не было нужды. Арне не переживал, что придет раньше назначенного времени, он твердо решил, что простоит еще полчаса на улице, чтобы не маячить перед кабинетом, выкурит парочку сигарет и еще раз подумает, о чем хочет рассказать. Отравиться никотином однако не удалось, как и подумать в принципе, Гогенцоллерн окликнул парня во дворе, Арне предположил, что мужчина только-только приехал. Теперь он пожалел, что пришел так рано и не дает доктору возможности чуть-чуть передохнуть.
- Добрый вечер. Лучше, спасибо.
Нильсон подошел ближе, но остановился в нескольких метрах. Не сразу сообразил, что руку ему протягивают для рукопожатия, все предшествующие доктора никогда так не делали. Пожав руку в ответ, он убрал ее обратно в карман и огляделся по сторонам. Хотел было сказать, что время еще есть и что не хочет мешать, хотел таки отойти, но ни слова выдавить не смог. Гогенцоллерн словно всякий раз действовал на опережение, не позволяя парню ускользнуть.
- Я… нет, я ел сегодня. В двенадцать. Я совсем не хочу Вас обременять, я могу подождать…
Да, подождать он мог бы. Хоть час, хоть два, ведь целый день же перетерпел, сможет и еще немножко потерпеть. Только будет ли комфортно от этого доктора? Не будет ли он спешить, зная, что его ждет пациент, а может и вовсе решит отложить ужин? Этого Арне хотелось меньше всего, а еще подсознательно он понимал, как тяжело дается ему отказ и как сильно не хочет он этого делать. Он бы определенно покушал еще, с двенадцати прошла уйма времени, только в этом он никогда не признается, да и вряд ли доктор Гогенцоллерн и его желудок будут рады сэндвичу из придорожной забегаловки, к которому по купону дают большой стакан колы и черствый кексик. Увы, только такая еда несильно бьет по кошельку Нильсона.
- Хорошо. Если я не создам для Вас неудобств.
В машине, в которой Арне сейчас сидел, он прежде лишь капался. Бывало к ним в автомастерскую заезжали машины премиум класса, как правило, то были проезжие или которые до фирменного салона дотянуть уже не могли ввиду убитости. В салоне он старался ничего не трогать, даже дышать старался аккуратно, однако испытывал настоящее удовольствие слушая идеально работающий мотор. Разговор Арне не начинал, ему в принципе всегда было не так-то просто завязать общение с людьми, а сейчас перед ним доктор, а не приятель с работы, с ним вряд ли будет уместно разговаривать о житейских делах или о спорте. Больше всего Арне переживал, что приедут они в место, совершенно не подходящее ему по статусу. И дело даже будет не в том, что одни закуски там будут превышать его месячную зарплату, а в том, как он будет там смотреться со своим болезненным видом и поношенными вещами, купленными в секонд-хенде.
К его облегчению на входе в ресторан, а это был ресторан, их хотя бы не встречали и не оценивали дресс-код, а девушка администратор внутри смотрела только на Гогенцоллерна, идущего впереди. Конечно, кто, находясь в здравом уме, будет смотреть на Нильсона, когда рядом есть мужчина, в миллион раз привлекательнее и притягательнее.
- Вы часто здесь кушаете? – Парень держал в руках меню, которое ему вручили, но открывать его боялся, живот как на зло жалобно завыл. – Мне показалось, девушка Вас узнала.

Человеку, который большую часть своей жизни привык питаться в больничной столовой, где не спрашивали его предпочтений в еде и кормили всех одинаково, было неуютно в таком ресторане. Арне прекрасно помнил свои ощущения, когда впервые после больницы зашел в кафе быстрого питания и перед ним было целое меню, из которого он был волен выбирать все, что пожелает и в любых количествах. Причем он действительно мог съесть столько, сколько захотел бы, потому что платила за все тетя, угощая своего племянника, и радуясь, что единственный ее родственник наконец подлечил свои мозги и не видит монстров за каждым углом. Тогда Арне остолбенел, по привычке заказал тоже самое, что и люди перед ним. В итоге из всего он съел в лучшем случае половину, а весь оставшийся день мучился от изжоги. Со временем желудок к дешевой еде привык, как и сам Нильсон начал ощущать свободу выбора, но происходящее сегодня было уже слишком. У него никогда и мысли не было зайти в подобное место, он никогда не смотрел в сторону дорогих ресторанов, прекрасно осознавая свои возможности и положение, и нет, он вовсе не ощущал себя оскорбленным или обделенным, просто знал, что это не для него.
Как на зло в меню не было ни одной цены, видимо, писать их было неприлично или же гости и так знали примерную цену за каждое блюдо. Спрашивать Арне было неудобно, еще больше он не хотел ставить в неловкое положение доктора, тот был добр к нему больше, чем все люди, встретившиеся Нильсону за последние несколько лет. Если он настаивает на утке, Арне ее попробует, пусть даже оставшуюся неделю до получки придется питаться дешевой лапшой.
- Я работаю в автомастерской и на заправке, мне помогла туда устроиться тетя, когда меня выписали из больницы. Повезло, что взяли хоть куда-то, у человека без образования и с кучей диагнозов за плечами не так много возможностей устроиться в обществе. Я не жалуюсь, мне там нравится, я люблю капаться в машинах. – Перед парнем появилась тарелка и на несколько секунд он напрочь забыл, о чем говорил, так вкусно все выглядело и так вкусно все пахло. – Правда, вы так считаете? Мне бы ваш оптимизм…Не знаю… А вот вы всегда хотели быть психиатром или в детстве мечтали о чем-то другом? Когда оно у меня было – детство – я хотел быть археологом, ну, знаете, как в этих старых фильмах, где они встречаются с настоящими динозаврами… В больничной палате думать о своем будущем проблематично.
Как быстро стирается грань доктор-пациент. Теперь они больше похожи на двух знакомых, решивших зайти перекусить и поговорить о жизни. Не было привычного диалога «вопрос-ответ», была простая совершенно непринужденная беседа. За любыми разговорами с мужиками на работе Арне всегда чувствовал, что те или относятся к нему к некой настороженностью или наоборот излишне проявляют внимание, будто он умственно отсталый и не понимает многих вещей. В общении же с доктором Гогенцоллерном не было никакого чувства противоречия, но одновременно с этим Арне не забывал, что сидит перед ним не просто знакомый.
- Я не уверен, что смогу оценить это вино по достоинству. – Бокал в руки он все же взял и прежде чем последовать совету, скептично посмотрел. Его познаний хватит, чтобы в лучшем случае отличить сухое вино от всех остальных, да и вообще вкус вина Нильсон практически не помнит. Мужики вино не пьют, а с тетей они никогда не отмечали вместе ни одного праздника. Тем не менее, Арне послушно сделал так, как сказал его лечащий врач и после первого же глотка слегка скривился, показывая свою реакцию наглядно. – Не сладкое. – Быстро взяв в руку стакан, он сделал пару больших глотков. – Но я думал, будет противнее… Извините, я предупреждал.
И вновь на лице парня появляется редкая улыбка. Хорошо, что он хотя бы знает в какой руке нужно держать нож с вилкой и что говорить с набитым ртом не следует. Его успокаивает, что в лице Гогенцоллерна он не видит ни капли раздражения и недовольства, напротив, тот смотрит на него совершенно спокойно и благосклонно относится к любому ответу.
- Я вообще-то стараюсь не пить алкоголь, с лекарствами нельзя, и, если честно, он лишь усиливает любые тревожные мысли. Из вредных привычек у меня только страсть к сигаретам, вот бросить курить не могу, как бы не пытался.
Еда из тарелки стремительно исчезала. Казало бы, то была простая утка, простая картошка и простые овощи, но все это вместе было так вкусно и так непохоже на эту простую еду. Наверное, именно поэтому рестораны и отмечают высокими наградами, когда из совершенно простых ингредиентов повара умудряются создать произведение искусства.
- У вас очень необычный метод лечения, доктор. – Арне смотрит в свою тарелку и водит по ней оставшимся куском утки, собирая весь соус. – Вы вообще не похожи ни на одного врача, а повидал я их за свою жизнь достаточно. И вы единственный, кто не считает меня безумным, во всяком случае, вы так говорите… Могу я у вас спросить, доктор, почему?

Чем больше времени проходило, тем больше Арне казалось, что находится он не в реальном мире. Не в своем собственном мире. Его мир сер и угрюм, он наполнен скелетами в шкафах и монстрами под кроватью. В том мире каждый сам за себя, и никто по доброте душевной просто так не протянет тебе руку. И чем больше Арне общался с доктором, тем больше убеждался, что тот явно не из его мира. Со всех сторон он был положительным, и так искусно располагал к себе, что еще пара-тройка сеансов, и Нильсон будет плакать при их расставании. Он привык ждать подвоха. На его пути уже встречались врачи, с виду кажущиеся добрыми и пытающиеся подружиться с пациентами. Вся их дружба прекращалась в тот миг, когда они начинали говорить, как Арне следует жить и что следует делать, а если их предписаний ослушаться – мало не покажется. Гогенцоллерн был другим, к тому же рядом с ним всякая паранойя попросту притуплялась.
- Вы излишне утруждаетесь на мой счет, доктор.
Парень взял в руки нож с вилкой, потом посмотрел на своего собеседника и поменял приборы местами. Он резал мясо очень аккуратно, боясь даже коснуться лезвие идеально ровной поверхности тарелки, а когда отрезал себе маленький кусочек и положил в рот, и не смог не закрыть глаза от нахлынувшего удовольствия. Он был уверен, что ничего вкуснее еще в своей жизни не пробовал и вряд ли попробует когда-либо еще. Отвлекшись на еду, он и не заметил, как бокалы с вином (которое, увы, ему не понравилось) сменились чашками для чая, и официант уже разливал кипяток.
- Если это вправду так, тогда мне стоит в нем искупаться. – Неловко усмехнувшись, Арне втянул носом струящийся из чашки пар. Было бы удивительно, если бы тот пах невкусно, такое чувство, что абсолютно все здесь имеет призвание ему понравиться. Ну, разве что за исключением вина, но это просто он не смог оценить его по достоинству. – После перекусов в придорожном моему желудку действительно требуется помощь.
Чай был горячий, пить его большими глотками было сложновато, но даже чуть пригубив его, Арне уже оценил приятный насыщенный вкус, а чуть после и вовсе ощутил прилив спокойствия, расслабился окончательно и больше не переживал ни о дорогом ресторане, ни об окружении, ни о том, что здесь о нем могут подумать. Он с легкостью отвечал на вопросы доктора, задавал ему свои и восхищался, какой разносторонний и начитанный человек перед ним сидит. Нильсон явно не был в любимчиках у судьбы, раз та предпочла даровать ребенку подобную жизненную участь, зато удача ему по всей видимости благоволила, раз свела его с Гогенцоллерном.
Перемены парень заметил не сразу. Он ощутил прилив сил, какой бывает лишь после очень хорошего (и главное спокойного) сна, моргнув пару раз, он понял, что может разглядеть каждую рюшечку на искусно вышитой салфетке, и в принципе картинка стала куда более ясной. Словно кто-то выкрутил фильтры яркости на максимум. А потом услышал мелодичный смех и перевел взгляд на девушку, сидящую за столиком неподалеку, и на мужчину рядом с ней. Все бы ничего, но что-то было не так. Сейчас Арне совершенно не волновало, что он буквально пялится на парочку, даже не пытаясь этого скрыть, и что доктора больше не слушает. Он лишь думает, что от человека не должно исходить такого свечения, если нигде за ним не спрятаны яркие софиты и кожа его не покрыта какой-нибудь блестящей косметикой. Он такое в фильмах видел. В рекламе. Но они же сейчас не на съемочной площадке, черт побери?! И это свечение притягивало. Оно действовало на незнакомого парня как свет действует на мотылька, иначе почему он взгляд от девушки оторвать не может и вилкой в рот не попадает?
Вид у Арне должно быть был весьма забавный. Он практически лег грудью на стол, склонил голову к плечу и сжимал в руках уже практически пустую чашку. Когда доктор Гогенцоллерн дотронулся до его руки, он даже подскочил. Будет очевидным враньем, если он скажет, что все в порядке? А если скажет, что нет, как объяснит то, что видит? Человек перед ним, наверное, единственный во всем мире не считает его сумасшедшим, и сейчас он докажет ему обратное? Ну уж нет.
- Все в порядке. Я в порядке. – Арне отчеканил ответ и отвел взгляд в сторону, прекрасно понимаю, что так делают лжецы. Обе его руки лежали на столе, пальцы были растопырены и напряжены. Он опустил их на колени, разгладил штаны. Посидел в молчании еще порядка десяти секунд, а затем резко поднялся, с шумом отодвинув от себя стул. – Мне надо в туалет.
Арне не знал, где туалет. Он просто пошел в направлении противоположном от странной девушки, столкнулся с официантом и с его помощью нашел нужную комнату. Сколько он там был сказать сложно. Закрывшись в отдельной кабинке, он умывал лицо холодной водой, не переставая шептать сам себе, что все под контролем, что ничего странного не произошло и вообще он точно не знает, что он видел и видел ли что-то вообще. Он слышал, как в туалет зашел кто-то еще. Ничего страшного, тут не одна кабинка. Арне слышал, как полилась вода в общем зале и, решив для себя, что ему стало получше, он отпер замок и медленно приоткрыл дверь. У раковины стоял мужчины, больше его раза в два и выше его на голову. Широкий в плечах, с мускулистыми руками, покрытыми густыми темными волосами. Он понял, что на него смотрят, обернулся и этого секундного пересечения взглядом с незнакомцем хватило, чтобы Нильсон пулей вылетел из своей кабинки и из туалета. Он остановился по середине зала, судорожно ища свой столик, но, увидев доктора Гогенцоллерна, к нему не пошел, а махнул рукой в сторону выхода и достал из кармана пачку сигарет.
Ему нужно было покурить.